Дашков Андрей - Жилец
Андрей Дашков
Жилец
В этом отеле было шесть миллиардов комнат. И еще несколько миллиардов
на подземных этажах. Оттуда ОНО и появилось.
Кто-то из репортеров с присущим людям этой профессии черным юмором
окрестил новую болезнь "синдромом жильца". Ее природа и каналы
распространения остались неизвестными. Дилетанты заговорили о вирусном
штамме, поражающем нейронную сеть человека и формирующем сверхразреженный
негуманоидный "мозг". Позже выяснилось, что жертвами "эпидемии" стали не
только люди. Употреблялись бессмысленные словосочетания типа "интоксикация
массового сознания". Вряд ли это имело что-то общее с действительностью.
"Жилец" начал "двигаться", оставляя за собой трупы. Или почти трупы.
Идиотов (но, вероятно, были и святые), которые ни о чем не могли или не
хотели рассказать. Вот уж действительно - "отель, где разбиваются сердца"!
Сколько времени нужно, чтобы побывать в каждом номере, освободить его от
устаревшей мебели, спустить прежнего обитателя с лестницы, полюбоваться
видом из окна... и успеть соскучиться?
Никто не знал. Но "жильцу", судя по всему, было некуда спешить. В его
распоряжении оказалась вечность - в сравнении с ужасающей краткостью
земного человеческого существования. А это означало, что отель не
останется прежним. Будут достраиваться новые этажи, а самые старые и
неприспособленные обрушатся сотнями и тысячами уже в следующую секунду.
Поэтому его эволюция обещала быть стремительной и необратимой. Некоторым
людям пришлось иначе взглянуть на отведенное им время. Долгая жизнь,
красивая жизнь, кошмарная жизнь, жизнь любой ценой (праздник, который НЕ
ВСЕГДА с тобой) - и больше ничто не имело значения.
Внезапно "жилец" обнаружил, что может радикально изменить среду
обитания, приспособить ее для себя. Как говорил один гедонистически
настроенный "учитель жизни", если уж суждено страдать, то лучше страдать с
удобствами.
А разве нет?
Но начиналось все с сущего пустяка.
Ее идентификационный код был забыт. Кое-что, конечно, сохранилось в
истории болезни - бессмысленный набор букв. Произнеси его вслух - и на это
"имя" все равно никто не отозвался бы. Женщина, носившая его, ничего не
слышала, не видела и не ощущала.
Санитары называли ее между собой "морской свинкой" за неестественно
розовый цвет кожи. Солнечные лучи не прикасались к этой коже в течение
двадцати трех лет, но "свинка" вовсе не отличалась болезненной бледностью.
Напротив, она была свежа, как майское утро, и выглядела гораздо моложе
своих сорока лет. Ее не портили даже следы старых ожогов на правой
половине лица. Следы можно было принять за родимые пятна странной
конфигурации.
Большую часть времени она лежала на спине. Когда возникала угроза
образования пролежней, ее переворачивали набок, сажали на пол или ставили
в угол - чтобы не мешала убирать. Уборка палаты занимала всего около пяти
минут. На кормление и переодевание требовалось гораздо больше времени -
ведь "свинка" ходила под себя с удивительной регулярностью. По ней можно
было сверять часы.
Ступор с восковой гибкостью - это довольно смешная штука, если вы
обладаете специфическим чувством юмора. Большинство санитаров обладали им
в полной мере. С пациентом-кататоником можно делать все что угодно. Он
сохраняет то положение, которое вы ему придадите, столько времени, на
сколько хватит вашего терпения. Он - живое пособие по хатха-йоге.
Ограничения накладываются лишь жесткостью скелета и фантазией
экспериментатора. В этом смысле особенно изобретательными были "но