b5ee11d1     

Дашков Андрей - Вcе Писатели Попадают В Ад



Андрей Дашков
ВСЕ ПИСАТЕЛИ ПОПАДАЮТ В АД
...А потом настало время проститься со всем и, может быть, таким
образом расплатиться за все.
Предчувствуя свой конец, Бут вспоминал прошлое и думал, что ему
грех жаловаться, хотя, конечно, перед смертью не надышишься. Он умирал,
вкусив счастья, обласканный судьбой и поклонниками. Его критики были
вменяемы, многие из них числились близкими приятелями. Он повидал свет,
вдоволь потешил тщеславие, любил красивых женщин, и те отвечали ему
взаимностью, имел двух прекрасных дочерей и трех внуков. Жена прощала ему
многое - может быть, слишком многое - оставаясь при этом истинным
украшением семейного фасада. Впрочем, и в святая святых все было очень
славно: взаимное уважение, общие интересы, а раньше - полноценный
гармоничный секс. Бут был многократным лауреатом чего-то там и членом
различных клубов, союзов, жюри и организаций. Он до последнего часа не мог
жаловаться на недостаток внимания, его уважали, с ним считались, к его
мнению прислушивались. К тому же его миновали старческий маразм и долгие
тяжелые болезни, доставляющие близким столько хлопот. Нет, на склоне лет он
не стал им обузой. Бут сохранил, что называется, искру таланта до конца
своих дней.
По всему выходило: счастливчик. Но почему-то счастливчиком он себя
не чувствовал. Наоборот, он чувствовал себя глубоко несчастным.
Все радикально изменилось за несколько часов. То, что прежде
казалось важным, сделалось смехотворным, зато кое-какие > приобрели
огромное значение. Они занимали воображение Бута и причиняли настоящую,
теперь уже неизлечимую боль, поскольку не осталось времени, чтобы их
исправить. В тени смерти сверкали только неподдельные камни.
По непонятной ему самому причине Бут отчетливо вспомнил, казалось
бы, ничем не примечательные эпизоды своей жизни: первую студенческую
попойку; калеку, которому дал деньги лет двадцать назад; ночь на берегу моря
с незнакомкой; запах цветущих садов одним апрельским вечером; тополя,
посеребренные луной... Острое сожаление о возможностях, утраченных
безвозвратно, постепенно вытесняло все чувства, воспоминания и ощущения. И
при любом раскладе в этом списке не было места книгам - ни чужим, ни
собственным.
* * *
Агония оказалась непродолжительной и тихой. Бут умирал в своем
особняке и был избавлен от созерцания больничных потолков и ненужной
утомительной суеты персонала. Лежа на кровати в спальне, он видел, как за
окном плещется зеленое знамя листвы - это был каштан, посаженный его
руками. В бездонном голубом небе скользил серебристый крестик самолета -
словно улетающий символ веры, в которой Бут не нуждался и которую так и не
обрел.
Потом его взгляд потускнел. Наползали сумерки, все заволакивала
мутная пелена, пошел снегопад из пепла... Милые плачущие девочки - искренне
любящие дочери, плоть от плоти - держали его за холодеющие морщинистые
руки, но не могли согреть...
В тишине, подчеркнутой прежде лишь приглушенным щебетом птиц,
вдруг отчетливо раздался грохот барабанов: какой-то далекий, неистовый,
первозданный ритм, обещавший что-то невнятное, но пугающее.
Все сделалось грязным от боли в сердце. Отвращение - вот, пожалуй,
последнее, что он осознал. Соленый от слез прощальный поцелуй жены был
предназначен изношенной немощной оболочке, из которой Бут уже выпорхнул...
* * *
Но вскоре он получил кое-что взамен. Ему пришлось признать это,
когда он очнулся в кабине, словно проснулся после глубокого, слишком
глубокого сна.
В кабине?! А как еще можно было



Содержание раздела